Евтушенко и Бродский. О Нобелевке и о зиме

За годы нашего знакомства у меня было несколько откровенных разговоров с Евгением Евтушенко. И всякий раз после долгого перерыва он чуть ли не с первых слов возвращался к истории своих отношений с Иосифом Бродском. Это было почти по-детски: обида выплескивалась сразу, он делился тем, что наболело. Вспоминал о том, как Бродский оклеветал его («агент КГБ»), написал на него донос в нью-йоркский университет («кощунство над американским флагом»). Я не мог не сопереживать Евгению Александровичу, я верил ему. Другой стороны я, правда, не слышал, но, надеюсь, биографы разберутся.

В подтексте этой глубокой обиды была, конечно, Нобелевская премия, на которую Евтушенко был выдвинут еще в 1963 г., а получил ее Бродский в 1987 г. Для русской словесности Нобелевка окружена особым магическим ореолом, позволяет как бы сразу вырваться из культурного гетто и вознестись над миром в облаке славы. После присуждения премии Светлане Алексиевич страсти как будто улеглись. Стало ясно, что Нобелевка — это не астрономия литературы, определяющая абсолютный размер звездных величин, а метеорология, показывающая всего лишь направление ветров и состояние атмосферы.

Возвращаюсь к Евтушенко и Бродскому. Теперь оба они принадлежат истории, и история литературы их рассудит, пользуясь такими критериями, как яркость и тонкость, эмоциональность и интеллектуальность, простота и сложность. В 1970-е —1980-е годы любители поэзии вдруг уверились, что переросли простoватого Евтушенко и доросли наконец до сложного Бродского. Но вспомним Пастернака: «Нельзя не впасть к концу, как в ересь, /В неслыханную простоту.... /Она всего нужнее людям, /Но сложное понятней им». Да, сложное поначалу легче создает иллюзию понимания. Я не исключаю, что вскоре рост поэтической аудитории пойдет в обратном направлении, к «неслыханной простоте», и тогда заново будет услышан Евтушенко...

Однако выше всех этих обид и разногласий — то, что объединяло обоих поэтов: мелодика русского стиха, смысловой ореол размера, бродячие мотивы и архетипы коллективного бессознательного. Прочитайте внимательно это стихотворение — и не ищите сразу ссылок в интернете на авторство:

Идут белые снеги,

как по нитке скользя...

Жить и жить бы на свете,

но, наверно, нельзя.

Чьи-то души бесследно,

растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в небо с земли.

И душа, неустанно

поспешая во тьму,

промелькнет над мостами

в петроградском дыму,

и апрельская морось,

под затылком снежок,

и услышу я голос:

— До свиданья, дружок.

За  годы нашего знакомства у  меня было несколько откровенных разговоров с  Евгением Евтушенко. И  всякий раз после долгого перерыва он  чуть  ли не  с  первых слов возвращался к истории своих отношений с  Иосифом Бродском. Это было почти по-детски: обида выплескивалась сразу, он  делился тем, что наболело. Вспоминал о  том, как Бродский оклеветал его («агент КГБ»), написал на  него донос в  нью-йоркский университет («кощунство над американским флагом»). Я  не  мог не  сопереживать Евгению Александровичу, я верил ему. Другой стороны  я, правда, не  слышал, но, надеюсь, биографы разберутся.

В  подтексте этой глубокой обиды была, конечно, Нобелевская премия, на  которую Евтушенко был выдвинут еще в  1963  г., а  получил ее  Бродский в  1987  г. Для русской словесности Нобелевка окружена особым магическим ореолом, позволяет как  бы сразу вырваться из  культурного гетто и  вознестись над миром в  облаке славы. После присуждения премии Светлане Алексиевич страсти как будто улеглись. Стало ясно, что Нобелевка  — это не  астрономия литературы, определяющая абсолютный размер звездных величин, а  метеорология, показывающая всего лишь направление ветров и  состояние атмосферы.

Возвращаюсь к  Евтушенко и  Бродскому. Теперь оба они принадлежат истории, и  история литературы их  рассудит, пользуясь такими критериями, как яркость и  тонкость, эмоциональность и  интеллектуальность, простота и  сложность. В  1970-е —1980-е годы любители поэзии вдруг уверились, что переросли простoватого Евтушенко и доросли наконец до  сложного Бродского. Но  вспомним Пастернака: «Нельзя не впасть к  концу, как в  ересь, /В неслыханную простоту.... /Она всего нужнее людям, /Но  сложное понятней  им». Да, сложное поначалу легче создает иллюзию понимания. Я  не  исключаю, что вскоре рост поэтической аудитории пойдет в обратном направлении, к  «неслыханной простоте», и  тогда заново будет услышан Евтушенко...

Однако выше всех этих обид и  разногласий  — то, что объединяло обоих поэтов: мелодика русского стиха, смысловой ореол размера, бродячие мотивы и  архетипы коллективного бессознательного. Прочитайте внимательно это стихотворение  — и  не  ищите сразу ссылок в  интернете на авторство:

Идут белые снеги,

как по  нитке скользя...

Жить и  жить  бы на  свете,

но, наверно, нельзя.

Чьи-то души бесследно,

растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в  небо с  земли.

И душа, неустанно

поспешая во  тьму,

промелькнет над мостами

в петроградском дыму,

и апрельская морось,

под затылком снежок,

и услышу я  голос:

— До  свиданья, дружок.

И увижу две жизни

далеко за  рекой,

к равнодушной отчизне

прижимаясь щекой,

Быть бессмертным не  в  силе,

но надежда моя:

если будет Россия,

значит, буду и  я.

Идут снеги большие,

аж до  боли светлы,

и мои, и  чужие

заметая следы.

Это своего рода эксперимент, стихотворение-центон  — плод несостоявшегося «соавторства» двух поэтов. «Стансы» И.  Бродского (1962) и  «Идут белые снеги» Е.  Евтушенко (1965) настолько созвучны, что легко переходят друг в  друга. На  высоком уровне восприятия, в  русле большой поэтической традиции, эти стихи сливаются и  образуют цельный ритмический образ. Встречное движение снега, падающего на  землю, и  душ, улетающих в  небо. Растворение души в  зимнем пейзаже, облачение ее  в  белоснежный саван как образ умирания, прощания с  жизнью. Любовь к  родине и  ее  ответное равнодушие...

Бывает, что за  враждой двоих скрывается потаенная от  них самих страсть, бессознательное прорастание друг в  друга сердечными ритмами, пульсацией крови. Пускай свидетельством неосознанного родства двух поэтов будет это их «совместное» стихотворение, под условным названием «Зимние стансы» (1962 —1965).

Михаил Эпштейн

 
По теме
Подозреваемый в организации подпольного казино обжаловал свой арест Адвокат омича, которого обвиняют в незаконной организации азартных игр, попросил отменить решение суда и не заключать подозреваемого под стражу.
Авария произошла на 565-м километре трассы Тюмень-Омск Сергей КАЛУГИН Фото: Михаил ФРОЛОВ СУ СК России по Омской области просят очевидцев страшной аварии на «трассе смерти» предоставить записи с видеорегистраторов.
Песня жить и дружить помогает... - Газета Ваша звезда Наталья Чердынцева, жительница села Юрьевка, не мыслит себя без песни и творчества Культура – понятие широкое и всеобъемлющее, она связывает национальности и традиции, людей разных поколений и вероисповеданий.
Газета Ваша звезда