На одном дыхании

altText
Фото: www.omsktime.ru

Главный редактор проекта «Сноб» Станислав Кучер написал книгу «На одном дыхании». «Сноб» публикует две истории из этой коллекции трогательных, забавных и мудрых рассказов.

Философский сапсан

Для того, чтобы понять, хорошее кино или нет, достаточно минут десять посмотреть его без звука. Это открытие я сделал сегодня, со скуки поглядывая на плазменную панель в вагоне «Сапсана». Показывали какую-то мелодраму. Каждый раз, когда я поднимал глаза к экрану, попадал на крупный план актрисы, пытающейся изобразить слезы и душевные страдания настолько бездарно, что мне стало жаль актера Певцова, который за это время пару раз нарисовался на общем плане.

Я встал и пошел в вагон-ресторан. По дороге возникло стойкое ощущение, что я еду в Питер не на поезде, а на философском пароходе. Сначала услышал обрывок разговора двух мужчин средних лет:

— Извините, но я не могу не спросить… У вас, видите ли, монголоидный тип лица, ну, глаза узкие. Вы где родились?

— Я якут.

— О, а я в Якутии не был. Но был в Бурятии! У них холодно и такой колоритный фольклор. А якуты — тоже буддисты, или у вас преобладает шаманизм?

В следующем вагоне с подвешенного к потолку монитора на меня снова взглянула заплаканная актриса.

«Актер должен жить ролью, а не радостью от того, что он получил эту роль». Этот приговор был произнесен тоном Фаины Раневской. Я не удержался и обернулся — голос принадлежал девушке лет шестнадцати с фиолетовыми волосами. Она сказала это громко, наверное, потому, что была в наушниках. Я улыбнулся. Девушка повернулась к приятелю и тем же тоном констатировала: «Пока ты меня не слушаешь, на меня взрослые мужики пялятся. Для женщины нет ничего важнее внимания, запомни. Немного внимания — разве это так сложно?»

Я занял очередь в буфет и с легким удивлением обнаружил, что вся очередь или сдерживает улыбку, или улыбается, или хихикает

Я поспешил дальше. Дорогу впереди перегородила проводница с тележкой.

— Дамочка, передайте вашей коллеге, что мое терпение скоро лопнет! — произнес дрожащий от раздражения женский голос из-за спинки кресла. — Мне кофе обещали максимум через 15 минут, а сейчас прошло уже 18!

— Зато у нас поезда приходят минута в минуту, — с улыбкой ответила девушка. — Но люди не поезда и да, вы правы, мир не совершенен.

Искренне позавидовав человеку, за которого эта проводница однажды выйдет замуж, я ущипнул себя, чтобы проверить, не сон ли все это — слишком велика концентрация литературных персонажей на единицу пространства и времени.

В вагоне-ресторане не оказалось ни одного свободного места. Люди мало ели, но много и увлеченно дискутировали. Я занял очередь в буфет и с легким удивлением обнаружил, что вся очередь или сдерживает улыбку, или улыбается, или хихикает. Через пару секунд все стало ясно. За стоячим столиком у окна шла беседа трех уже не слегка подвыпивших мужчин. Видимо, там каждая фраза была на вес золота, но первая, которую услышал я, заставила меня снова вздрогнуть и предположить, что я Трумэн Бербанк и все это шоу снимается только ради меня.

— А кто-нибудь из вас вообще думал о...

Главный редактор проекта «Сноб» Станислав Кучер написал книгу «На одном дыхании». «Сноб» публикует две истории из этой коллекции трогательных, забавных и мудрых рассказов.

Философский сапсан

Для того, чтобы понять, хорошее кино или нет, достаточно минут десять посмотреть его без звука. Это открытие я сделал сегодня, со скуки поглядывая на плазменную панель в вагоне «Сапсана». Показывали какую-то мелодраму. Каждый раз, когда я поднимал глаза к экрану, попадал на крупный план актрисы, пытающейся изобразить слезы и душевные страдания настолько бездарно, что мне стало жаль актера Певцова, который за это время пару раз нарисовался на общем плане.

Я встал и пошел в вагон-ресторан. По дороге возникло стойкое ощущение, что я еду в Питер не на поезде, а на философском пароходе. Сначала услышал обрывок разговора двух мужчин средних лет:

— Извините, но я не могу не спросить… У вас, видите ли, монголоидный тип лица, ну, глаза узкие. Вы где родились?

— Я якут.

— О, а я в Якутии не был. Но был в Бурятии! У них холодно и такой колоритный фольклор. А якуты — тоже буддисты, или у вас преобладает шаманизм?

В следующем вагоне с подвешенного к потолку монитора на меня снова взглянула заплаканная актриса.

«Актер должен жить ролью, а не радостью от того, что он получил эту роль». Этот приговор был произнесен тоном Фаины Раневской. Я не удержался и обернулся — голос принадлежал девушке лет шестнадцати с фиолетовыми волосами. Она сказала это громко, наверное, потому, что была в наушниках. Я улыбнулся. Девушка повернулась к приятелю и тем же тоном констатировала: «Пока ты меня не слушаешь, на меня взрослые мужики пялятся. Для женщины нет ничего важнее внимания, запомни. Немного внимания — разве это так сложно?»

Я занял очередь в буфет и с легким удивлением обнаружил, что вся очередь или сдерживает улыбку, или улыбается, или хихикает

Я поспешил дальше. Дорогу впереди перегородила проводница с тележкой.

— Дамочка, передайте вашей коллеге, что мое терпение скоро лопнет! — произнес дрожащий от раздражения женский голос из-за спинки кресла. — Мне кофе обещали максимум через 15 минут, а сейчас прошло уже 18!

— Зато у нас поезда приходят минута в минуту, — с улыбкой ответила девушка. — Но люди не поезда и да, вы правы, мир не совершенен.

Искренне позавидовав человеку, за которого эта проводница однажды выйдет замуж, я ущипнул себя, чтобы проверить, не сон ли все это — слишком велика концентрация литературных персонажей на единицу пространства и времени.

В вагоне-ресторане не оказалось ни одного свободного места. Люди мало ели, но много и увлеченно дискутировали. Я занял очередь в буфет и с легким удивлением обнаружил, что вся очередь или сдерживает улыбку, или улыбается, или хихикает. Через пару секунд все стало ясно. За стоячим столиком у окна шла беседа трех уже не слегка подвыпивших мужчин. Видимо, там каждая фраза была на вес золота, но первая, которую услышал я, заставила меня снова вздрогнуть и предположить, что я Трумэн Бербанк и все это шоу снимается только ради меня.

— А кто-нибудь из вас вообще думал о смысле жизни?! Ну хоть раз? За ваши 65 и 44 года пребывания на этой планете?!

Актуальный вопрос озвучил парень лет 25 с внешностью спивающегося аристократа из советского фильма про деградацию царизма.

— А правда, символично, Петр, что самые острые темы поднимает самый юный из нас? — с улыбкой спросил самый старший и, к слову, самый бодрый и свежий из этой троицы.

— Все закономерно, Алексей, — кивнул тот, который, видимо, был моим ровесником. — Ты из нас — представитель старшего поколения, а значит, самый счастливый. Это миф, что молодым хорошо. Молодые — неврастеники. Люди моего возраста успокоились, но еще сомневаются. Старики — самые счастливые, потому что они еще живы. Плюс мой младший брат — потерянное поколение. Ты, Гриша, нулевой, понимаешь? Ну-ле-вой! — с этими словами Петр попытался потрепать брата по голове, но тут вагон дернулся, и Гриша, пошатнувшись, облил себя пивом.

— Или сейчас, или никогда! — брюнетка посмотрела мне в глаза с такой самоотверженностью, что я в третий раз захотел, чтобы все это было сном

Дождавшись своих блинов с чаем, я занял освободившийся столик напротив.

— Я тоже положила на него глаз. Можно? — ко мне подошла брюнетка лет тридцати с вздернутым носиком и черными накладными ногтями.

— Легко, — согласился я и кивнул в сторону «трех богатырей». — Если вы покупали билеты в первый ряд.

— У меня all inclusive, — весело ответила брюнетка, откусывая кусочек пирожного. — Скажите, ну зачем мужчины вот так убивают время и несут такой бред?

— Хм… А вы считаете это гендерным? К тому же, почему «убивают»? Они выпили, им хорошо. В отличие от многих для них 4 часа поездки пролетят как одна минута.

— Это точно. В отличие от нас с вами, например. И все-таки рассуждать о смысле жизни — бред и убийство времени.

Тут она взяла паузу, видимо, для того, чтобы я спросил «Почему?» Все было слишком предсказуемо, поэтому я не стал спрашивать. Девушка достала из сумочки плоскую фляжку и сделала глоток. Я передумал и все-таки спросил.

— Почему?

— Потому что в жизни нет смысла! — торжествующе поделилась открытием моя собеседница и протянула мне фляжку.

— Спасибо, не сейчас.

— Или сейчас, или никогда! — брюнетка посмотрела мне в глаза с такой самоотверженностью, что я в третий раз захотел, чтобы все это было сном. Во сне ведь все можно, даже стремительное сближение с фонтанирующей банальностями экзальтированной брюнеткой.

— Просто я уже года полтора вообще не пью, — услышал я будто со стороны свой голос и на долю секунды пожалел. И о том, что сказал, и о том, что не пью.

Девушка хмыкнула, и снисходительно окинув меня взглядом, достала из сумочки и поднесла к уху телефон:

— Привет, мой хороший! Ну прости, только сейчас смогла перезвонить. Тут поезд, связь плохая. А ты знаешь, я уже по тебе скучаю! Как там наш малыш? Сам заберешь из садика или маму попросишь? Ну, смотри, как тебе удобнее, дорогой. Что? Поезд? Да что тут может быть интересного? Сапсан как сапсан…

Я вернулся в свой вагон. В соседних креслах якут и его любознательный собеседник давно перешли на «ты» и обсуждали перспективы эмиграции в Канаду. На экране монитора по-прежнему пыталась заплакать актриса. Пошли титры, так медленно, словно режиссер монтажа давал ей последнюю надежду заплакать по-настоящему.

Что я привез с дерьмовой войны

Одного взгляда на этого деда было достаточно, чтобы понять: значок с большими буквами VIETNAM на лацкане джинсовой куртки он носит не просто так, он действительно там был и много чего видел. Он сидел на лавочке неподалеку от знаменитой Стены Вьетнамского мемориала с именами погибших на той войне, смотрел, не отрываясь, на цветущую вишню и, глубоко и долго затягиваясь, курил. Мне всегда интересны такие люди. Присев рядом, я спросил: «Сколько раз вы там были?» Дед перевел взгляд с вишни на меня, приветливо улыбнулся и сказал, что не слышал вопроса, потому что его «45 лет назад контузило, в последние годы слух совсем хреновый стал, а слуховой аппарат пора или чинить, или выбрасывать». Я повторил вопрос громче.

— Я на флоте служил. Четыре командировки, — ответил дед после небольшой паузы. — С 68-го по 74-й. Последняя в 74-м.

— То есть с самого разгара до самого конца?

— Точно. А у тебя что, отец во Вьетнаме воевал?

— Да нет, отец мой там не был. Он в Чехословакии несколько дней был в 68-м, но воевать, слава богу, не пришлось. Я из России, журналист, просто путешествую здесь.

— Ух ты! — оживился дед. — Это ему повезло, что воевать не пришлось. Война — это дерьмо, которое ты носишь в себе всю жизнь. Никакое слабительное не спасает.

Он потушил бычок в переносную компактную пепельницу и тут же закурил новую сигарету. Я понял, что встретил человека, которого давно хотел спросить о статье ветерана Вьетнама Уильяма Бройлза. Эту статью, опубликованную в Esquire еще в 86-м, прислал мне пару месяцев назад близкий друг. Цитату из нее я специально выписал себе в телефон.

— Сейчас я вам кое-что прочту, можно? — снова обратился я к деду. — А вы мне скажете, что об этом думаете, хорошо?

— Без проблем. Я никуда не спешу.

Я читал громко, чтобы дед услышал каждое слово — но в итоге каждое слово услышали все прохожие, некоторые с детьми

Я достал телефон, открыл записную книжку и процитировал: «Война — это чудовищная, смертельная игра, но это именно игра, лучшая из всех. А мужчины любят игры... Война чудовищна, безобразна, жестока, было бы логично, если бы мы ее ненавидели. Но я подозреваю, что большинству мужчин, прошедших войну, если они не перестанут себе лгать, придется признаться, что где-то глубоко внутри она нравилась им, нравилась больше, чем все, что им довелось пережить до или после. Что они любили ее...»

Я читал громко, чтобы дед услышал каждое слово — но в итоге каждое слово услышали все прохожие, некоторые с детьми. Я поймал на себе несколько удивленных и возмущенных взглядов. Дед, видимо, тоже обратил на это внимание, но, как выяснилось, прервал меня по другой причине.

— Достаточно, — сказал он и пристально посмотрел мне в глаза. — Достаточно. Я читал эту статью еще тридцать лет назад. И все наши ее читали. И не только ее, таких статей много тогда было. Понимаешь... Сначала, когда война началась, в газетах были восторги и размахивание флагами. Потом, когда из Сайгона в Америку полетели гробы, начались протесты и стало ясно, что мы вляпались, в газетах появилась правда и всякий антивоенный пафос. А потом, при Рейгане, когда мы опять стали размахивать флагами и вошли в Гренаду, газеты снова стали петь гимны войне.

— Но это же не просто репортер пишет, а ветеран, такой же, как вы...

— На всякую блажь политиков найдется свой правильный ветеран, — дед говорил это уже не просто громко, но еще и с сердитой горечью, которая заставляла прохожих опасливо оглядываться и ускорять шаг.

— Каждый раз, когда политики начинают новую войну, находится «великий» писатель-ветеран, который талантливо объяснит молодым идиотам, почему убивать и умирать это самое крутое, что может случиться с мужиком в жизни. Ты думаешь, мы таких статей не читали в свое время? Да перед началом Вьетнама их вслух на школьных переменах зачитывали. Дерьмо!

— А как же военное братство, подвиг, самые интенсивные переживания победы над смертью?

— Победы над смертью? — дед снова затянулся, а потом резко выбросил вперед руку с сигаретой, указывая на Вьетнамскую стену. — Вон на этой стене все мои 26 друзей, да-да, тех самых братьев по оружию, которые «победили смерть»! Это смерть победила всех нас, и тех, кто на этой стене, и тех, кто выжил. И парня этого, Билли, которого ты цитировал, она тоже победила. Слабак он, и слабак каждый, кто пытается оправдать свою зависимость перед войной. Значит, ничего стоящего он не сумел больше создать в своей жизни, ничего, что оказалось бы сильнее, важнее этой тоски по войне.

— Ну, русские о дерьмовой войне тоже кое-что знают, — внимательно глядя на меня, сказала бабушка в инвалидном кресле. — У них Афганистан был...

— А вы сумели? — спросил я.

— Не знаю, — спокойно ответил дед. — Но я точно знаю, что вся эта военная романтика — дерьмо, которым травят себя старики, которым больше нечем похвастаться. Себя и молодых, которые войну только в кино и видели.

— Ну а сюда-то вы зачем тогда приходите?

— А чтобы вот она увидела, как много славных парней, ее ровесников, умерли только потому, что наши политики однажды решили доказать русским, что они круче.

И дед показал на девушку, которая только что подошла к нашей скамейке. Рядом с девушкой притормозила коляска-электроскутер, которыми здесь часто пользуются пожилые и инвалиды. В кресле сидела грузная седая женщина с большим добрым лицом.

— Это моя жена, а это наша внучка.

Похоже, я не мог скрыть легкого удивления, и все трое заметили это. Дело в том, что, в отличие от пожилых супругов, девушка была явно восточных кровей — смуглая кожа, раскосые глаза...

— А я вот с русским журналистом о дерьмовой войне спорю, — доложил дед.

— Ну, русские о дерьмовой войне тоже кое-что знают, — внимательно глядя на меня, сказала бабушка в инвалидном кресле. — У них Афганистан был...

— И не только Афганистан, — кивнул я.

— У нас тоже потом был Афганистан. Никто ничему не учится! — махнул рукой дед и вдруг хитро улыбнулся, — Знаешь, а ты прав, кое-что из той войны я вспоминаю с удовольствием. Вот тебе история. Я в начале 70-х вывозил оттуда беженцев, тех, кому вьетконговцы точно бы голову оторвали, если бы они остались. Там разные люди были — в основном, семьи военных и просто богатые вьетнамцы. Так вот, встретил я там девчонку местную, стройную, миниатюрную такую, женился на ней, привез в Штаты, а она тут вон как растолстела, аж глаза округлились! Ходить сама ленится!

— Хватит уже одну и ту же идиотскую шутку по сто раз повторять! — сердито остановила деда жена. — Он всегда, когда правду говорить стесняется, так по-дурацки шутит. А на самом деле вот как все было. Он сделал мне предложение перед своей последней командировкой. Я согласилась. А оттуда он вернулся с двумя пятилетними узкоглазыми близнецами, мальчиком и девочкой. Они были сироты, всю их деревню разбомбили, родственников не осталось. Он решил их усыновить. И потом, много лет спустя, сказал мне, что, если бы я тогда отказалась или рассердилась, он бы на мне не женился. Теперь они выросли, у каждого свои семьи. И это единственные наши дети.

— Тот мальчик стал моим папой, — вступила в разговор девушка. — А у тети четверо детей, так что у дедушки аж пять внуков!

— Ладно, ладно, все мои тайны выдали! — попыхивая очередной сигаретой, проворчал дед и встал со скамейки. — Ну что, пойдем, а то солнце садится...

Он повернулся ко мне и протянул руку:

— Рад был с тобой поговорить, извини, что тебе кричать пришлось. Зато теперь ты знаешь, что, кроме контузии, я привез с этой дерьмовой войны.

  snob.ru  
 
По теме
Омичка проигнорировала ПДД и влетела в иномарку на Красноярском тракте Женщина нарушила ПДД и разметку на дороге: вместо разрешенного направления направо она двигалась прямо и врезалась в автомобиль Toyota Vitz.
За минувшие сутки в дежурные части Управления МВД России по Омской области поступило 1190 сообщений и заявлений о происшествиях.
На дорогах и тротуарах ледяные рытвины и огромные лужи Наташа ЛИПИНСКИ Фото: vk.com/aomsk?from=search В паблике «Аварийный Омск» появился снимок автобуса, который стоит в огромной луже без колеса.
Безопасного табака не существует! - МинЗдрав Вредные привычки являются одной из самых больших проблем современного общества, которые вызывают зависимость и приводят к тяжёлым заболеваниям.
МинЗдрав
Уже почти год оказывает медицинскую помощь в Марьяновском районе мобильный ФАП - Gazeta-Avangard.Ru В апреле исполнится год, как автопарк центральной районной больницы благодаря федеральной государственной программе модернизации первичного звена здравоохранения национального проекта «Здравоохранение»,
Gazeta-Avangard.Ru
Песня жить и дружить помогает... - Газета Ваша звезда Наталья Чердынцева, жительница села Юрьевка, не мыслит себя без песни и творчества Культура – понятие широкое и всеобъемлющее, она связывает национальности и традиции, людей разных поколений и вероисповеданий.
Газета Ваша звезда