«Путину и Трампу надо представить саммит как общую победу»: Как проходят встречи на высшем уровне? Рассказывает Павел Палажченко — переводчик Михаила Горбачева, участвовавший в 10 саммитах

altText
Фото: www.omsktime.ru

В таком формате лидеры США и России не общались почти 15 лет — обычно президенты просто приезжали друг к другу в гости. Чтобы представить себе, как может происходить встреча, спецкор «Медузы» Илья Жегулев поговорил с Павлом Палажченко — переводчиком главы СССР Михаила Горбачева и советского министра иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе, который много раз участвовал в подобных саммитах во второй половине 1980-х.

«В редких случаях переводчика могут что-то спросить»

— Вы же участвовали чуть ли не во всех российско-американских саммитах в горбачевское время?

— Во всех. Начиная с Женевы в ноябре 1985 года и заканчивая приездом Буша [в Москву] в июле-августе 1991-го. В общей сложности набирается десять саммитов.

— Это очень много. Получается, из всех российских, советских и постсоветских политиков больше всех встречался с американскими президентами именно Горбачев.

— Да, десять раз за шесть лет. Сейчас прошло уже полтора года после вступления Трампа на пост президента, а президенты России и США ни разу в полном формате не встречались. Это, конечно, серьезный негативный фактор. Не могут две такие страны позволить себе практически полное отсутствие переговоров на высшем уровне в течение полутора лет. Этого не должно быть. Поэтому задача и у тех, кто готовит саммит, и у самих президентов довольно сложная. За это время накопилось очень много всего, и как все это разгрести, в общем, не очень понятно. Какие задачи ставят президенты, тоже пока не очень понятно. Все-таки саммит хорош тогда, когда есть что друг другу предложить. А они на сегодняшний день, на мой взгляд, могут предложить друг другу разве что взаимную симпатию.

— Давайте вернемся к тем временам, когда вы сами участвовали в таких встречах. Какую роль в них обычно играют переводчики?

— Роль у переводчиков одна — переводить. Если беседа совсем тет-а-тет, без помощников, то еще одна роль — беседу записать. Не знаю, как сейчас, но при мне за это отвечали переводчики или помощники.

— А диктофоны и технические средства не использовались?

— Насколько я знаю, нет. Я делал запись по своим заметкам и по памяти.

В редких случаях переводчика могут что-то спросить, напомнить, может быть, какую-то цифру или забытую фамилию, но это бывало довольно редко. У Горбачева возраст был такой, что в памяти у него все было, не нуждался он в подсказках.

— Переводчик в таких переговорах — это же, наверное, не просто синхронист. Он должен быть и дипломатом.

— Конечно. Я был сотрудником МИДа, только последний год я уже работал в аппарате президента [СССР]. В МИДе всем сотрудникам отдела переводов присваивается дипломатический ранг в зависимости от стажа. Когда я начинал, я был, по-моему, третий секретарь,...

В  таком формате лидеры США и  России не  общались почти 15 лет  — обычно президенты просто приезжали друг к  другу в  гости. Чтобы представить себе, как может происходить встреча, спецкор «Медузы» Илья Жегулев поговорил с  Павлом Палажченко  — переводчиком главы СССР Михаила Горбачева и  советского министра иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе, который много раз участвовал в  подобных саммитах во  второй половине 1980-х.

«В  редких случаях переводчика могут что-то спросить»

—  Вы  же участвовали чуть  ли не  во  всех российско-американских саммитах в  горбачевское время?

—  Во  всех. Начиная с  Женевы в  ноябре 1985 года и  заканчивая приездом Буша [в Москву] в  июле-августе 1991-го. В  общей сложности набирается десять саммитов.

—  Это очень много. Получается, из  всех российских, советских и  постсоветских политиков больше всех встречался с  американскими президентами именно Горбачев.

—  Да, десять раз за  шесть  лет. Сейчас прошло уже полтора года после вступления Трампа на  пост президента, а  президенты России и  США ни  разу в  полном формате не  встречались. Это, конечно, серьезный негативный фактор. Не  могут две такие страны позволить себе практически полное отсутствие переговоров на  высшем уровне в  течение полутора  лет. Этого не  должно быть. Поэтому задача и  у  тех, кто готовит саммит, и  у  самих президентов довольно сложная. За  это время накопилось очень много всего, и  как все это разгрести, в  общем, не  очень понятно. Какие задачи ставят президенты, тоже пока не  очень понятно. Все-таки саммит хорош тогда, когда есть что друг другу предложить. А  они на  сегодняшний день, на  мой взгляд, могут предложить друг другу разве что взаимную симпатию.

—  Давайте вернемся к  тем временам, когда вы  сами участвовали в  таких встречах. Какую роль в  них обычно играют переводчики?

—  Роль у  переводчиков одна  — переводить. Если беседа совсем тет-а-тет, без помощников, то  еще одна роль  — беседу записать. Не  знаю, как сейчас, но  при мне за  это отвечали переводчики или помощники.

—  А  диктофоны и  технические средства не  использовались?

—  Насколько я  знаю, нет. Я  делал запись по  своим заметкам и  по  памяти.

В  редких случаях переводчика могут что-то спросить, напомнить, может быть, какую-то цифру или забытую фамилию, но  это бывало довольно редко. У  Горбачева возраст был такой, что в  памяти у  него все было, не  нуждался он  в  подсказках.

—  Переводчик в  таких переговорах  — это  же, наверное, не  просто синхронист. Он  должен быть и  дипломатом.

—  Конечно. Я  был сотрудником МИДа, только последний год я  уже работал в  аппарате президента [СССР]. В  МИДе всем сотрудникам отдела переводов присваивается дипломатический ранг в  зависимости от  стажа. Когда я  начинал, я  был, по-моему, третий секретарь, когда заканчивал  — старший советник. Если  бы я  не  ушел из  МИДа после распада Советского Союза, наверное, дослужился  бы до  посла без проблем. Но  у  меня не  было такой цели.

Есть официальный ранг, а  есть влияние. На  влияние я  не  претендовал. Но  когда у  меня после 1987-го года уже сложились определенные отношения с  Горбачевым, переводчик мог и  какие-то вопросы задать. А  если ему задает вопросы президент, он  отвечал. Когда меня спрашивал Шеварднадзе, когда меня спрашивал Горбачев, я  свое мнение высказывал.

—  Прямо во  время переговоров такое бывало?

—  Нет, конечно. В  октябре 1986 года мы  были с  тогдашним министром иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе в  Вашингтоне. Была беседа с  Рейганом, она проходила в  момент обострения отношений из-за шпионского скандала. Рейкьявик висел на  волоске, и  если  бы этот шпионский скандал не  был урегулирован, то  он  не  состоялся  бы. На  той беседе с  Шеварднадзе я  присутствовал один, Рейган был с  переводчиком, больше никого не  было. После мы  прошли в  защищенное помещение, где нас никто не  мог прослушивать, и  в  присутствии посла и  своих помощников Шеварднадзе попросил меня высказать мнение о  том, как прошла беседа. Я  сказал, что, учитывая обстановку, она прошла неплохо. Во  всяком случае, я  был уверен, что Рейган решил не  обострять ситуацию, ему встреча в  Рейкьявике тоже была нужна. То  есть такие ситуации бывают, но  переводчик не  должен добровольно, так сказать, по  собственной инициативе лезть.

«Буш сидел в  комнате охраны и  ждал Горбачева»

—  Во  время таких встреч действует жесткий протокол?

—  Протокол был, конечно. Главы государств всегда связаны какими-то требованиями протокола. На  каждом саммите обязательно есть некоторое количество более формальных мероприятий  — обеды, ужины. Обычно протокольщики хотят, чтобы все было рассчитано по  минутам буквально. Когда они нам присылали свои предложения, там было все расписано: кто когда приезжает, когда фотографирование, рукопожатие. Затем по-разному, но  обычно от  30 минут до  часу  — тет-а-тет. Это обязательно, это стандартный алгоритм. Затем встреча в  составе делегаций. Большинство переговоров, в  которых я  участвовал  — и  на  уровне министра, и  на  уровне глав государств,  — шли примерно по  такому алгоритму.

—  Бывает, что на  встречу отводится полчаса или час, а  переговоры затягиваются?

—  Бывает. Все сидят и  ждут как миленькие. Министры, руководители аппаратов. Бывают случаи, как, например, в  1987-м году во  время Вашингтонского саммита, когда подписывался договор по  ракетам средней и  малой дальности. Там до  конца висели некоторые вопросы, которые Горбачеву пришлось согласовывать с  министром обороны Язовым по  закрытой связи. И  пока он  с  ним беседовал (наверное, полчаса), все сидели и  ждали. Джордж Буш, который был тогда вице-президентом и  приехал как раз в  советское посольство для протокольной встречи с  Горбачевым, решил подождать. Горбачев говорит: езжайте, я  сейчас переговорю и  подъеду в  Белый  дом. Буш говорит: давайте вместе поедем, я  подожду. И  сидел в  комнате охраны на  первом этаже, ждал его, наверное, полчаса.

Буш очень хотел поехать вместе с  Горбачевым в  автомобиле. И  в  какой-то момент, не  доезжая до  Белого дома, Горбачев говорит: давай с  людьми поговорим. Остановили машину, остановили кортеж, вышли, и  там была такая триумфальная сцена: люди им  пожимали руки, желали успеха. Буш тогда был вице-президентом и  уже собирался баллотироваться в  президенты.

—  То  есть это ему было на  руку. Было, чего ждать.

—  Конечно. И  эта фотография потом использовалась. Сработала очень сильно на  республиканцев и  на  него. И  договор подписали. Горбачев с  Язовым переговорил, последние вопросы решили  — и  все подписали. Первый договор о  реальном сокращении вооружения, о  ликвидации ракет средней и  меньшей дальности. Договор исторический, он  выполнен полностью.

—  Когда говорят, что лидеры встречаются тет-а-тет  — это два человека плюс переводчики?

—  Да, плюс, возможно, еще два человека  — как правило, помощники. При этом Трамп на  встрече с  Ким Чен Ыном настоял на  том, чтобы были только переводчики. Это очень необычно. В  мои времена на  большей части бесед один на  один реально присутствовало по  три человека с  каждой стороны. Благодаря таким переговорам могут возникнуть какие-то вещи, которые заранее не  согласованы.

—  Например?

—  В  Рейкьявике был типичный пример такого. Были предложения с  нашей стороны, было заседание рабочей группы буквально ночью. Потом встретились опять Рейган и  Горбачев  — и  договорились об  основных параметрах сокращения вооружений. Да, на  основе нашего предложения, которое учитывало американскую позицию. Кто мог заранее предсказать, что будет такой прорыв? Правда, не  удалось тогда договориться по  ПРО, и  поэтому все остальные договоренности как  бы повисли в  воздухе. Но  потом они были закреплены.

Дипломаты оставляют какие-то вопросы, которые нужно решить «принципалам», лидерам в  ходе общения. Это естественно  — иначе лидеры будут просто какими-то куклами, которые выполняют телодвижения, согласованные заранее. Никто этого не  хочет. Трамп, например, после встречи с  Ким Чен Ыном объявил, что он  приостанавливает американские военные учения, которые они совместно с  южнокорейцами проводили. Это была полная неожиданность. И  это суверенное право президента  — такие решения принимать и  объявлять о  них. Я  думаю, что этого никто с  американской стороны даже не  предвидел, это лично его решение.

«Доверие строится не  на  личных отношениях»

—  Вы  сказали о  взаимной симпатии между Путиным и  Трампом. Мы  все помним фразу Буша «Я  заглянул в  глаза Путину и  увидел там его душу». Как на  таких переговорах вырабатывается доверие между людьми?

—  Вот первая  же встреча Горбачева и  Рейгана [в Женеве]. Она длилась два дня в  ноябре 1985 года. Там был обед в  советском посольстве. На  беседе присутствовали супруги и, по-моему, министры иностранных дел  — Шульц и  Шеварнадзе. И  там разговор шел и  на  личные темы. Он  был, скорее, отвлеченный от  переговоров, в  том числе и  потому, что присутствовали дамы. Там были сказаны вещи, которые, по-моему, способствовали установлению личного контакта. При этом доверие все-таки устанавливается на  протяжении определенного периода, и  оно зависит от  того, удается  ли продвинуть отношения. Если удается  — доверие постепенно растет.

Например, когда мы  согласились на  предложение Рейгана с  «нулевым вариантом» по  ракетам средней дальности, на  него началось страшное давление [в США], чтобы он  дал задний  ход. Но  Рейган настоял на  том, чтобы Америка это предложение приняла, и  был шаг к  доверию. Когда мы  увидели, что наше решение вывести войска из  Афганистана воспринято правильно, что они не  создают для выводимых советских войск трудностей, это тоже был шаг к  доверию. Уже при Буше американцы увидели, что мы  поддержали требование о  выводе иракских войск из  Кувейта и  давили на  Ирак. Это был первый военный конфликт, который развивался не  по  законам холодной войны  — по  законам холодной войны, если Америка поддерживает одну сторону, мы  поддерживаем другую. Мы  тогда впервые от  этого отошли  — и  это тоже способствовало доверию.

Что  еще? Когда стало ясно, что Советский Союз действительно не  будет использовать войска для того, чтобы препятствовать тем переменам, которые начались в  Восточной Европе и  в  ГДР. У  нас там были десятки тысяч вооруженных людей с  танками, и  вывод этих танков на  улицу в  момент массовых демонстраций мог  бы иметь устрашающий эффект. Мы  же от  этого отказались.

То  есть все-таки доверие в  основном строится не  на  личных отношениях, а  на  том, как решаются проблемы двусторонних отношений, удается  ли наладить сотрудничество и  взаимодействие.

—  Рейган ведь был очень консервативным политиком. Наверняка он  поначалу совсем не  доверял Горбачеву  — просто как советскому человеку и  генсеку.

—  Конечно. Мы  начали с  очень высокого уровня взаимного недоверия. Но  во-первых,  — и  это главное,  — удавалось постепенно решать проблемы. А  во-вторых, Рейган был человек консервативный, но  довольно доброжелательный. Так  же, как и  Горбачев. Хотя чувство юмора у  него было другое. У  Горбачева юмор  — это скорее реакция на  что-то. У  Рейгана в  основном были подготовленные вещи: анекдоты, шутки, поговорки. Тем не  менее, эта доброжелательность была общей в  их  психотипе. Грубо говоря, такой оптимистический в  целом настрой  — вера в  то, что проблема решаема, что люди поддержат. Вот это у  них было. Не  гоббсовский подход, что мир  — это война всех против всех, а  убежденность в  том, что надо посидеть, поговорить, и  можно чего-то добиться.

—  Были  ли какие-то вещи, которые не  выносились в  публичное пространство? Какие-то конфликты, споры?

—  Были вещи, которые за  весь период отношений между Горбачевым и  Рейганом так и  не  были урегулированы. Это, прежде всего, программа «звездных войн»  — как у  нас ее  называли, проблема противоракетной обороны. У  американцев была железобетонная позиция: ни  в  коем случае не  отказываться от  этой программы. У  Горбачева это вызывало раздражение. Я  даже видел иногда, как ему приходилось буквально бороться с  собой. А  у  Рейгана, когда из-за этой программы, которой он  был очень привержен, переговоры заходили в  тупик, буквально слезы на  глаза навертывались.

Знаменитая фотография, где они в  Рейкьявике прощаются, и  Рейган говорит: «Я  ведь вас просил не  о  многом, вы  могли  бы на  это пойти  — дать согласие на  развертывание систем противоракетной обороны». Горбачев ему сказал: «Я  со  своей стороны сделал все, что  мог. Большего я  сделать не  могу для вас и  для кого  бы то  ни  было». Разговор был прямо у  автомобиля, когда они прощались. Приятного мало, конечно.

В  целом нам при Горбачеве и  при Буше удалось самим процессом сокращения ядерных вооружений очень сильно замедлить программу  ПРО. Американцы отказались от  многих направлений этой программы: от  кинетического оружия в  космосе, от  лазерных станций в  космосе. Но  Рейган в  нее верил. Мало кто в  это верил, а  он  верил.

«Сто тысяч человек на  демонстрацию по  велению Госдепа не  выходят»

—  В  те  годы Горбачеву удалось перехватить инициативу и  фактически стать главным миротворцем в  глазах публики. Рейгану приходилось самому выдвигать какие-то идеи по  разоружению, чтобы выглядеть лидером в  этом смысле. Вы  помните эту конкуренцию между ними? Она как-то проявлялась на  переговорах?

—  Все хотят выглядеть миротворцами. В  глазах значительной части международной общественности, когда [летом 1985-го] мы  объявили мораторий на  развертывание новых ракет в  Европе, американцы действительно выглядели как будто они не  за  мир, а  за  гонку вооружений, может быть, даже за  войну. Это их  ставило в  трудное положение.

И  позже, когда мы  сказали  — хорошо, вы  закончили свою программу развертывания ракет, мы  — свою, а  теперь давайте эти ракеты все уберем, здесь, я  думаю, действительно настал тяжелый для Рейгана момент. Киссинджер был против, Тэтчер была против, все говорили, что выводить полностью американские ракеты нельзя, оставьте хоть сколько-то. Но  мы  чувствовали по  техническим каким-то деталям, что американцы опасались, что будут выглядеть поджигателями. И  они стали идти на  уступки.

В  какой-то момент удалось договориться о  ликвидации ракет, которые были в  арсенале ФРГ и  по  дальности достигали территории СССР. Первоначальная позиция США была такая: это не  наши ракеты  — договаривайтесь с  ФРГ. Мы  сказали: мы  ведем переговоры с  Америкой, с  ФРГ договариваться не  будем. В  итоге [тогдашний канцлер Германии Гельмут] Коль в  августе 1987-го сделал заявление: мы  эти ракеты пускаем на  слом. Сделал это заявление сам под нажимом США, я  думаю, хотя и  сам этого хотел. Это было в  августе 87-го года.

Тогда мне стало уже ясно, что договор [о ликвидации ракет средней и  меньшей дальности] будет подписан. Тем не  менее, переговоры по  техническим вопросам, по  тексту договора шли до  самого конца. Делегации в  Женеве работали до  4 утра. Присылали буквально одну телеграмму за  другой: такой-то вопрос согласовали, по  такому-то вопросу есть такое предложение, если не  получим в  течение двух часов ответа, будем считать, что это приемлемо. Буквально в  таком темпе.

—  Про объединение Германии речь не  шла?

—  Нет. Было известное заявление Рейгана, которое он  сделал в  Берлине: «Господин Горбачев, снесите эту стену». Естественно, Горбачев не  мог снести стену, но  в  89-м году, когда Горбачев и  Буш встречались на  Мальте, уже было ясно, что дело идет как минимум к  смене власти во  всех странах Центральной и  Восточной Европы  — в  том числе в  ГДР. Буш тогда Горбачеву сказал: мы  видим, что происходит, мы  не  хотим ставить вас в  неловкое положение. Поэтому, сказал Буш, «я  на  стену прыгать не  буду», не  буду устраивать ритуальные танцы и  потирать руки. И  он  это выполнил, реально выполнил.

—  Сегодня российская власть обычно выступает в  том смысле, что смена власти в  сопредельных с  Россией государствах происходит под руководством  США. Горбачев тогдашние события воспринимал иначе?

—  Не  знаю. По-моему, сто тысяч человек на  демонстрацию по  велению Госдепа не  выходит. Горбачев говорил: если мы  допустили демократию у  нас в  стране, если мы  даем возможность у  нас в  стране людям голосовать на  реальных выборах, как мы  можем лишить тех  же возможностей народы наших союзников? Это трудный был, конечно, момент. Но  надо сказать, что тогда Политбюро Горбачева поддержало.

—  Путин и  Трамп встретятся в  Хельсинки. В  сентябре 1990-го там  же встречались Горбачев и  Буш. Что вы  помните о  той встрече?

—  Ее  удалось организовать очень быстро. В  августе произошло вторжение войск Ирака в  Кувейт. Надо было вырабатывать какую-то позицию. Первые высказывания и  американской стороны, и  советской стороны были довольно осторожные, но  в  одном направлении: Ирак должен вывести свои войска из  Кувейта. Мы  тогда были связаны с  Ираком договором о  дружбе, плюс сотни наших специалистов работали в  различных иракских структурах  — экономических и  даже военных; у  них было наше оружие. Ну  и  существовала давняя традиция  — мы, как правило, в  таких случаях поддерживали Ирак. Так что все было не  так просто  — и  договорились, что надо встретиться с  Бушем в  Хельсинки и  выработать совместную позицию.

И  она была выработана. Было совместное заявление Буша и  Горбачева  — с  осуждением вторжения, с  призывом вывести войска, с  призывом к  странам Совета безопасности ООН принять соответствующую резолюцию. Переговоры были серьезные. Самое трудное всегда  — это работа над текстом.

—  Почему именно Хельсинки?

—  Тут была определенная символика. Хельсинки гораздо ближе к  Москве, чем к  Нью-Йорку. Когда Буш предложил Хельсинки, то  как  бы он  дал понять, что он  символически готов пройти большую часть пути. Я  думаю, сейчас это такой  же жест Трампа  — что он  чисто символически готов пройти большую часть пути навстречу Путину. Но  символика в  конечном счете не  так важна, как реальное содержание переговоров.

—  Вы  говорите, что переговоры  — это часто про какие-то уступки. Кажется, Путин считает уступки проявлением слабости.

—  Почему? Путин вначале вообще шел на  односторонние шаги  — с  Китаем, например, по  территориальному вопросу. С  Америкой тоже были односторонние шаги. Путин очень осторожно и  мягко реагировал на  выход Соединенных Штатов из  договора по  ПРО [в 2001 году]. Это где-то после 2007 года он  занял такую резкую жесткую позицию.

У  Путина и  Трампа много общего. Они играют на  победу, они настойчивые, они очень целеустремленные. Но  играть на  одностороннюю победу на  двусторонних переговорах невозможно  — этим вы  ставите другую сторону в  неловкое положение. Поэтому нужно стремиться к  тому, чтобы представить произошедшее как общую победу. По  их  психотипу это не  так просто, но  придется, они в  этом заинтересованы. Я  думаю, что сейчас дипломаты стараются примерно на  это работать, потому что внутри страны и  Трампу, и  Путину внешнеполитический успех нужен.

—  На  ваш взгляд, есть  ли тут какие-то рифмы? С  какими из  встреч на  высшем уровне можно сравнить нынешнюю встречу Трампа и  Путина?

—  Может быть, со  встречей Хрущева и  Кеннеди в  июне 1961 года. К  сожалению, встреча оказалась неудачной  — в  том числе потому, что и  Хрущев, и  Кеннеди были живые люди, и  оба, видимо, допустили какие-то ошибки. После этого отношения скорее рассыпались, чем улучшились. Потребовался Карибский кризис, чтобы они поняли, как близко они подошли к  краю пропасти. После этого начался постепенный процесс улучшения отношений, который увенчался подписанием договора о  запрещении ядерных испытаний на  земле, в  космосе и  под водой.

Саммит  — это очень тонкая и  деликатная вещь. Когда Кеннеди и  Хрущев шли на  эту встречу в  Вене, они, конечно, хотели улучшить отношения. Не  получилось. Тогда шла холодная война, и  Никита Сергеевич позволял себе заявления вроде: вы  с  нами поосторожнее, потому что мы  ракеты сейчас производим на  конвейере как сосиски. Я  думаю, что и  он  тогда недооценил Кеннеди, и  Кеннеди не  проявил той целеустремленности и  настойчивости в  переговорах, как проявили потом Горбачев и  Рейган. Им  ведь было очень трудно  — продолжались шпионские скандалы, заходы американских кораблей в  наши территориальные воды; был случай, когда американский разведчик залез на  территорию какого-то военного склада в  ГДР, и  его часовой пристрелил. И  в  той ситуации Горбачев и  Рейган проявили настойчивость, не  прекращали переговоры, не  разрывали канал связи. А  Кеннеди и  Хрущев, к  сожалению, после неудачи саммита сорвались оба.

—  То  есть вы  ожидаете, что и  эта встреча будет неудачной?

—  Нет, я  как раз ожидаю… Я  думаю, нормализации отношений еще не  произойдет, но  может произойти нормализация диалога. Сейчас в  Америке идет очень сильная внутриполитическая борьба, но, как мне кажется, противники Трампа не  будут активно противодействовать возобновлению диалога на  высшем уровне между Россией и  США. Им  это невыгодно. Поэтому, мне кажется, до  раздрая дело не  дойдет.

  meduza.io  
 
По теме
Омичка проигнорировала ПДД и влетела в иномарку на Красноярском тракте Женщина нарушила ПДД и разметку на дороге: вместо разрешенного направления направо она двигалась прямо и врезалась в автомобиль Toyota Vitz.
За минувшие сутки в дежурные части Управления МВД России по Омской области поступило 1190 сообщений и заявлений о происшествиях.
На дорогах и тротуарах ледяные рытвины и огромные лужи Наташа ЛИПИНСКИ Фото: vk.com/aomsk?from=search В паблике «Аварийный Омск» появился снимок автобуса, который стоит в огромной луже без колеса.
Мошенники из Омска попали под суд после обмана жителей нескольких регионов 20-летние подсудимые звонили жителям Омской и Новосибирской областей, рассказывали придуманную историю, а после получали от потерпевших крупные суммы.
С 23 по 29 марта кафедра челюстно-лицевой хирургии ОмГМУ проводит неделю профилактического осмотра полости рта и онкоскринига слизистой оболочки, приуроченную ко Всемирному дню здоровья полости рта.
Фонд ОМС
Уже почти год оказывает медицинскую помощь в Марьяновском районе мобильный ФАП - Gazeta-Avangard.Ru В апреле исполнится год, как автопарк центральной районной больницы благодаря федеральной государственной программе модернизации первичного звена здравоохранения национального проекта «Здравоохранение»,
Gazeta-Avangard.Ru
Песня жить и дружить помогает... - Газета Ваша звезда Наталья Чердынцева, жительница села Юрьевка, не мыслит себя без песни и творчества Культура – понятие широкое и всеобъемлющее, она связывает национальности и традиции, людей разных поколений и вероисповеданий.
Газета Ваша звезда